Рыжее братство. Возвращение, или Свободу попугаям! - Страница 47

Под самыми кустами на стыке зеленой поросли ежевики с лесным массивом валялся мужчина, распространяя дивный запах застарелой вони, чего-то кислого и тухлого с примесью медной тошнотворной сладости крови. Мухи стаей кружили над телом в обрывках рубахи, при еще более-менее целых, если не брать в расчет корку грязи, сапогах и штанах. То ли сам беспамятный полутруп, то ли кто другой пытались худо-бедно перевязать его грудь, но ни повязки, ни раны под наслоениями из кровавой грязи видны не были. Бедняга бредил, полыхал нездоровым жаром, метался по траве, слабо скреб ее ногтями с траурным ободком земли. Борода торчала клочками, а голову "украшала" панковская прическа: левая половина длинных, сбившихся колтунах волос резко контрастировала с правой, топорщившейся коротким тифозным ежиком. Уж не в бреду ли он сотворил с собой такое или по дорогам Ланца шляется некий Безумный Цирюльник?

Фаль убедился, в том, что я нашла искомое, и отлетел к Дэлькору, человек явно был неприятен сильфу. Мужчины оставили коней у стены ежевики и пехом протиснулись следом за мной. Видно, не хотели оставлять одну, боялись, как бы Дэлькор не свел меня снова в сильфовый круг за тридевять земель.

— Говорил же, разбойник, — едва глянув на больного, брезгливо процедил Кейр и потянулся за спину к одному из мечей.

— С чего ты взял? — я упреждающе подняла руку.

— Из банды Шалого, что по трактам с начала весны промышляла, — нахмурившись, продолжил телохранитель, а сейчас, кажется, больше палач. Уж больно сурово были сдвинуты брови, и закаменело лицо. — По всем Миданским кабакам болтали, как их разбили этой луной. Кого на месте зарубили, а кого и до петли в Ланце доволокли. Этот, видать, улизнуть смог, скотина, да недалеко.

— Кейр, где доказательства? — твердо спросила я. Пусть столь истово, как янки, и не веровала в презумпцию невиновности, но позволить телохранителю зарубить больного мужика без веских оснований тоже не могла. — Ты его что опознал?

— Тут и знать не надо. На башку его дурную глянь, Оса, — мрачно хмыкнул мужчина. — Вишь, как космы ровнял, так у Шалого в банде они метили друг дружку, чтоб дорожки иной, кроме как люд по трактам резать, да добро потрошить, не осталось.

— Не слишком умно, — почесала я чуток пригоревший вчера на солнце нос. — Маскироваться не получится, они б еще клейма лепить додумались, сектанты недоделанные. Вот только вдруг этот мужик не преступник, а жертва? Вдруг ему враги специально такую прическу навертели, чтоб любой проезжий без суда и следствия прирезал.

— Ты в это сама-то веришь? — скепсис в вопросе Гиза можно было разливать по бутылкам и продавать вместо уксуса. Один раз огретый по рукам, он больше за оружие не хватался, но всем своим видом демонстрировал ироничное неодобрение.

— Не подкрепленные неопровержимыми вещественными доказательствами голословные обвинения не могут служить основанием для вынесения приговора, — упрямо повторила я. — И вообще, пока мы тут права качаем, мужик помрет. Я, конечно, понимаю, для тебя так привычней: нет человека, нет проблемы, зато деньги есть, но я так не могу!

— Что ты хочешь сделать, Оса? — спросил Лакс. — Проверить его своей магией?

— Сначала лечим, потом проверяем и если надо, калечим, — выдвинула я программу действий, нагнулась над "инвалидом" и невольно сморщила нос.

Нет, я не слишком брезглива, вот только запахи — мое слабое место. То, что любому другому покажется нормальным или хотя бы терпимым, способно вызвать у меня неудержимый позыв к рвоте. Причем любую природную или химическую гадость я выношу спокойно, зато запах человеческих нечистот и болезни вытерпеть не в состоянии. Ничего не могу с собой поделать, если амбре слишком сильно, не помогает даже дыхание через рот. Как прикажете колдовать в таких условиях? Я пораскинула мозгами и слазила в шкатулку-сундук. В его недрах покоилось два огромных банных полотенец, вытащила одно. Даром, что тонкое, почти прозрачное на просвет, оно замечательно впитывало влагу и быстро сохло. Колдовали ли эльфы над ним или просто такова была особенность плетения нитей загадочной ткани, не знаю.

Встряхнув заструившуюся на ветерке ткань, я накрыла слабо постанывающий и уже почти неподвижный объект с головой, как полагалось бы трупу. За все время нашей беседы человек не произвел никаких осознанных действий, только стонал, вот как сейчас, и судорожно подергивался под полотенцем. На ткани, как насмешка над плащаницей, мгновенно начали проступать красно-коричневые пятна. Процесс сопровождался скорбным комментарием запасливого Кейра за моей спиной: "Такую вещь на мерзавца переводить!"

Кроме полотенца я достала еще маленькую фарфоровую баночку и кисточку. Быстро обмакнула ворс в густую красную краску и размашисто вывела на светло-золотистой ткани рунную комбинацию. К привычному набору исцеляющих рун, из которых пришлось убрать Урус — призыв к внутренним силам больного (какие силы, если он на ладан дышит?) на сей раз я прибавила еще одну руну — Лагу — руну воды и магии, облегчающей, смягчающей и очищающей. Моему грязному пациенту с почти сто процентной вероятностью сепсиса она была весьма кстати.

Едва я завершила рисунок, руны полыхнули, обдав почти невыносимым жаром и светом. Я невольно зажмурилась, заслонив лицо рукой, все отшатнулись, восхищенно затрубил Фаль. На секунду показалось, будто в горниле магии переплавилась сама реальность, вернее ее маленький кусочек у самого края ежевичных зарослей. Из света и сила родилась новая форма.

Мужчины утирали слезящиеся глаза, сильф продолжал петь в экстазе, точно соловей. Я поморгала, чтобы убрать мельтешащие перед глазами точки, и изумленно охнула. Мое любимое полотенце было девственно чисто — ни кровавых пятен, ни рун. Под импровизированным покрывалом все еще кто-то был. Почему я сказала "кто-то"? На после такой вспышки магии я не могла поклясться, что под тканью находился все тот же человек. Вдруг, я, как волшебная шляпа в мультике про мумитроллей, сотворила с ним что-нибудь несусветное? Я положила на траву кисточку, баночку и ухватила за краешек полотенца. Медленно потянула. Уф-ф! Во всяком случае, он остался человеком.