Рыжее братство. Возвращение, или Свободу попугаям! - Страница 3

Нажатие кнопочки вызвало гул, стук, лязг и погромыхивание в шахте. Бинго! Лифт работал! Старая, ремонтированная-перемонтированная железяка поползла ко мне на восьмой этаж. В принципе, я не слишком сетовала, коль кабинка в очередной раз ломалась, вот соседям Семенчиковым с младенцем и собакой — парой иждивенцев в равной мере нуждающихся в регулярных прогулках, — тем и впрямь приходилось тяжко. Вкупе с ребенком приходилось каждый раз волочь коляску, а с псом нестись вниз вприпрыжку, ведь животине не объяснишь, что лестница — это еще не прогулка и на ступеньках справлять нужду никак нельзя.

Дверь в квартиру Семенчиковых щелкнула одновременно с громыханием размыкающихся створок лифта. Я вошла, пальцем утопила кнопку блокировки дверей и крикнула:

— Жду!

— Спасибо, Ксюша! — пыхтящий как паровоз толстый диабетик Паша — отец семейства и куда более стройный, но роняющий слюни ротвейлер Степа (для любителей родословных и выставок Степандорино Ричардино Вуачард третий) втиснулись в лифт.

Пес тут же разулыбался, завилял коротким обрубком хвоста и моментально обслюнявил меня руку. Я потрепала лобастую голову. Все-таки характер собаки зависит не только от генетической составляющей! Прав Макаренко, воспитание в коллективе — мощный фактор. Вот Степа добрейшей души человек, нет, все-таки собака, хоть и должен быть машиной-убийцей, а беспородная шавка Эльвира — помесь мопса с болонкой, живущая у старой доносчицы и интриганки с первого этажа, — злобная брехливая тварь, так и норовящая вцепиться в лодыжку, дальше-то не допрыгнет.

— Что ты печальная в последние дни, вот осунулась даже. С парнем поссорилась? — сочувственно вздохнул Паша, проявляя сердечность, свойственную многим полным людям, не умещим драться и быстро бегать.

— Нет, не поссорилась, нам просто расстаться пришлось, он далеко сейчас, — ответила я, предпочтя частичную правду откровенному вранью.

Зачастую куда удобнее сказать ее, чем выкручиваться и уверять, что у тебя все о кей. Особенно если спрашивают искренне, сочувственно, а не в погоне за свежей сплетней.

— Это ничего, зато встречаться веселей будет, — подбодрил меня сосед. — Вот я Маришку свою, когда из командировок встречал, аж сердце от радости выскакивало!

— Ага! — энергично кивнула я, выскальзывая из лифта, одновременно с адским лязгом распахнувшихся створок.

Свежий ветер моментально подхватил мои волосы, норовя вырвать из хвоста отдельные пряди и придать прическе креативный вид. Небу, похоже, такое безобразие пришлось не по нраву, приглаживая шевелюру, брызнул дождик, но перестал быстрее, чем я успела отругать себя за то, что вышла без зонтика.

Как хорошо, что маленький продуктовый магазинчик находился в соседнем подъезде. Когда его только открывали вместо давным-давно загнувшейся парикмахерской, бунтовал весь дом, опасаясь шума разгрузки и бессонных ночей от горланящих песни под окнами любителей заложить за воротник. Писали петиции во все инстанции от ЖЭУ до президента, вызывали комиссии, получали отписки и возмущались вплоть до митингов, а только своей правоты не доказали. Может, и не были правы, а может, власть на поводу у коммерсанта пошла.

Владелец магазинчика "Лидия" Макар Васильевич, терпеливо выслушивавший все вопли старушек на общих собраниях (я б ему уже за одно это памятник воздвигла), на свои средства сделал косметический ремонт всех четырех подъездов, выложил вокруг дома новый асфальт, посадил кусты сирени, рябину, поставил урны. Думаю, потратился Макарыч изрядно, но гнев народный мало-помалу перерос в столь же пламенную любовь.

У жителей отпала необходимость таскаться в супермаркет через квартал, где продукты часто бывали с душком или на издыхании срока годности. Теперь мы все отоваривались у Макара, да еще из соседних домов народец стал захаживать к нам. Юркие, смешливые и вежливые девушки продавщицы порхали по магазину как бабочки, норовя угодить каждому покупателю. Те, особенно неизбалованные сферой обслуживания пенсионеры и люди среднего возраста, таяли и накупали впятеро больше запланированного.

На ступеньках магазина под просторным козырьком скучал и поскуливал от полноты огорчения щенок эрдельтерьера, привязанный за длинный поводок к фигурной решетке перилл. Карие глаза были полны беспросветной тоски, черная шерстка на спинке серебрилась мелкими капельками влаги. Эдик, кобелек Ленки из соседнего подъезда, моей приятельницы по давним играм в песочнице, ждал хозяйку.

— Привет, приятель, скучаешь? — обратилась я к малышу.

Унюхав знакомую, Эдик приободрился и запрыгал вокруг, путая меня в поводке, я запрыгала, выпутываясь из ремешка. Песик окончательно развеселился, залился задорным лаем и так увлекся новой забавой, что не сразу заметил возвращение вероломной владелицы. Ее пожарно-красную куртку первой узрела я. Ленка, нагруженная объемным пакетом, только языком прицокнула и посетовала:

— Эх ты, верный друг и сторож! Чем же она тебя купила сухариками или колбасой?

За соленые сухарики Эдик и правда был готов отдать собачью душу, ибо обожал их до самозабвения, а колбасу, если конечно она правильная, а не туалетная бумага пополам с опилками, не только зверюшки любят. Вступившись за собачью честь, я объявила:

— Никаких сухариков и колбасы! Чего я, по-твоему, совсем с катушек съехала, в магазин продукты носить стала, вместо того, чтобы их оттуда вытаскивать? Твой пес мне просто бескорыстно рад, в отличие от меркантильной хозяйки он способен на альтруистические поступки!